Автор: Ирина Галкова, куратор виртуального музея Мемориала

Говорят, война не закончена, пока не похоронен последний убитый на ней солдат. Наверное, та же логика должна быть и в отношении людей, бессудно убитых государством.

Пока представители государственной власти позорным образом скрывают следы этого преступления — оно продолжает совершаться. Наши попытки выяснить, где был перезахоронен прах жертв Сандармоха, закончились недавно очень показательным провалом.

Помните экспедиции Российского военно-исторического общества в Сандармохе в 2018 и 2019 годах? Раскопки, проведенные с нарушением законодательства о культурном наследии, были организованы с единственной целью: найти основание для замещения неудобной памяти о расстрелах Большого Террора 1937-38 годов «правильной» памятью о героях войны. Архивных документов, позволяющих обосновать такое замещение, не нашлось. Тогда из расстрельных ям были выкопаны останки 21 человека. Что с ними произошло — до сих пор неизвестно.

Хотя поисковики при выкапывании называли их всех «бойцами», всячески стараясь подверстать найденное под версию о пленных красноармейцах, расстрелянных финнами, или, в крайнем случае, о каких-то еще людях, расстрелянных нацистами, но уж ни в коем случае не о жертвах расстрельных операций НКВД, данные экспертизы и анализ сопутствующего материала слишком настойчиво говорили об обратном. Десять женщин и одиннадцать мужчин возрастом от 20 до 53 лет, без следов военного обмундирования, без документов или подписанных личных вещей, которые могли бы помочь их идентифицировать, были найдены с простреленными головами на территории мемориала, посвященного памяти жертв проходивших здесь расстрелов НКВД. Генетический анализ в отношении останков не проводился. Вряд ли вообще стоило тревожить захоронения при такой подготовке и целях, меньше всего связанных с желанием что-то узнать об убитых и сохранить память о них. Но уж если это было сделано — останки после экспертизы следовало перезахоронить. При любых гипотезах,  просто в соответствии с элементарными правилами человеческой культуры.

Странные игры, в которые взялись играть РВИО и районная администрация, трудно назвать иначе как позором бесчеловечности и беспамятства.

Судьбу останков с момента окончания раскопок пыталась выяснить Эмилия Слабунова, депутат Законодательного Собрания Республики Карелия от партии «Яблоко». После получения результатов экспертизы РВИО сняло с себя всякую ответственность за организацию похорон и оформление нового захоронения, переложив эту заботу на администрацию Медвежьегорского района. Ответ об этом — как и о том, что личности погибших установить не удалось — пришел летом 2020-го. После этого прошел год, но новостей о перезахоронении не появлялось. Наконец, в ответ на депутатский запрос, отправленный в начале августа 2021-го, пришло письмо, в котором говорилось, что захоронение якобы было произведено 16 августа, за день до отправки ответа. Ни места, ни статуса нового захоронения указано не было. После новой серии запросов районная администрация раскрыла адрес: Медвежьегорск, улица Верхняя, земельный участок с кадастровым номером 10:13:0000000:11939.

Память о злодеяниях не нуждается в помощи государства — лишь бы оно не делало из них тайны.

18 мая мемориальцы вместе с депутатами Законодательного собрания и представителями общественности Медвежьегорска попытались найти захоронение. Мы догадывались, что оно не было никак отмечено, поэтому взяли с собой табличку с надписью о том, что здесь лежат жертвы государственного террора, и цветы, которые хотели положить на могилу. Но все оказалось сложнее. Во-первых, выяснилось, что по указанному адресу на окраине города расположено кладбище. Во-вторых, кадастровый номер, придававший сообщению иллюзию весомости и точности, как оказалось, относится ко всей его территории. Медвежьегорское кладбище достаточно большое, чтобы могилу можно было найти наугад.

К счастью, Эмилия Слабунова накануне вечером связалась с Владимиром Молчановым, начальником похоронного бюро МУП «Плутон», которое, как значилось в ответе, и провело перезахоронение останков, и договорилась, чтобы он проводил нас к месту погребения. Однако утром Владимир Молчанов стремительно заболел, да так, что тут же оказался в больнице. Сообщив об этом, он сказал, что другие сотрудники «Плутона» тоже не смогут нам помочь, а найти место по внешним ориентирам невозможно. После чего перестал отвечать на звонки – видимо, совсем ему было плохо. Телефон МУП «Плутон» по странной случайности тоже отвечал только длинными гудками, вполне подтверждавшими, что его сотрудники нам не помогут. За разрешением ситуации мы отправились в администрацию района, где нас ждала поистине булгаковская сцена. Заместитель главы администрации по социальным вопросам Олеся Теребова уверенно сказала, что тайн здесь быть не может, конечно, останки захоронены на городском кладбище, и у «Плутона» есть другие сотрудники, которые могут показать место.

— Ну, может, вы могли бы как-то посодействовать, чтобы они нам помогли?

— Конечно, но только глава администрации на выезде, вот есть его первый заместитель — Алексей Иванович, пойдемте к нему.

И мы пошли к Алексею Ивановичу Сергееву, первому заместителю главы, и рассказали ему вновь историю с самого начала до самого неразрешимого конца. Хотя он ее, конечно, знал и так — ведь ответ на запрос Эмилии Слабуновой был подписан именно его именем.

— Нет, — с ходу сказал Алексей Иванович, — не могу вам помочь. В МУП «Плутон» всего два сотрудника. Один — Владимир Молчанов, а вы говорите, он болеет. Второй — Юрий Лукин, он у нас сейчас на спецзадании.

— А вы сами видели место захоронения?

— Нет, я ничего не видел. Но захоронение точно было, сто процентов. Я же подписал письмо!

— Но как вы его подписали? Как можно быть уверенным в том, чего Вы не видели?