Общество Мемориал

Ирина Щербакова:

Как же нам невероятно повезло в 1985! Лучшие годы жизни…

Александр Даниэль:

Мне несколько раз случилось встречаться и разговаривать с Михаилом Сергеевичем; в основном — в начале 2000-х, в ходе Горбачёвских чтений, которые время от времени проводил его фонд (эти чтения были посвящены, главным образом, разным сюжетам из новейшей истории, и в них принимали участие многие мемориальцы, я в том числе).

Но больше всего запомнился один разговор, имевший место намного раньше, где-то в середине 1990-х, и проходивший в более приватной обстановке, в квартире Димы Крымова, куда Михаил Сергеевич заглянул в гости. Сидели, выпивали; улучив минуту, я набрался наглости, поймал его на кухне и спросил:

— Михаил Сергеевич, мне как историку интересно знать: ну там, возвращение Сахарова, начало освобождения политзаключённых — это всё понятно, это были сигналы, посланные всей стране. Но было нечто, произошедшее на несколько месяцев раньше, весной 1986, и нами тогда не замеченное (только сейчас, анализируя поквартальную статистику Минюста, я обратил на это внимание): внезапное и почти полное прекращение арестов по 70-й статье УК. Вот арестовывали-арестовывали и вдруг перестали арестовывать — это же не может быть случайностью? Как Вы это сделали, что это было: решение Политбюро? закрытое постановление ЦК? какой-нибудь циркуляр?

Горбачёв хитро на меня посмотрел, ухмыльнулся и ответил, больше обычного налегая на О:

— Какое пОстанОвление? Какой циркуляр? Просто пОзвОнил, кОму надО…

Никита Петров:

Горбачёв ушёл. И проклятья ему вслед посылают только рабы, не сумевшие воспользоваться дарованной им свободой.

1118086_original.jpg

На фото Михаил Горбачёв у Берлинской стены. Getty Images